«Суть этого религиозного извращения в том, что сфера
богослужения становится неким сакральным царством, в которое надо удалиться из
мира, чтобы «быть с Богом», — даже если это делается лишь затем, чтобы, получив
силу, вернуться в мир. При таком подходе всё нерелигиозное
(другими словами, «жизнь») относится к профанному; последнее, строго
говоря, обозначает всё, находящееся вне «fanum'a», т.е. святилища. Святое
место, где мы встречаем Христа, не находится, как в притче об овцах и козлищах,
в кругу обычных жизненных отношений: оно лежит внутри круга «религиозного», из
которого участник богослужения затем исходит, чтобы нести любовь Христову в
«секулярный мир». Богослужение, литургия не являются при таком понимании
встречей со святым в обыкновенном. Святое — это как раз то, что
необыкновенно, что можно вынести из храма для освящения повседневности. Сфера
«религиозного» составляет святое святых. Мы возвращаемся к иудейской
священнической концепции соотношения священного и мирского, которая была
разрушена Воплощением, когда Бог все объявил святым, а завеса в храме,
отгораживающая святилище, раздралась сверху донизу.
В христианском же понимании святое есть
«глубина» обычного, «секулярное» — не безбожная секция жизни, но мир (Божий мир,
за который Христос умер), оторванный и отчужденный от своей истинной глубины.
Целью богослужения не является уход от секулярного в область религии, или тем
более бегство от «мира сего» в «мир иной», но достижение открытости для встречи
со Христом в обыденном, встречи, которая дает силу преодолевать поверхностность
и отчужденность обыденной жизни. Функция богослужения — сделать нас более
чувствительными к глубинам жизни; сосредоточить, обострить, углубить наши
отношения к миру и другим людям, вывести эти отношения за пределы
непосредственной заинтересованности (личного расположения, выгоды, служебной
ответственности и т.д.) к всеобъемлющему участию; очистить и исправить нашу
любовь в свете любви Христа, чтобы, обретая в Нём благодать и силу, мы были
примиренной общиной, несущей примирение миру. Всё, что достигает этой цели или
содействует ее достижению, является христианским богослужением. Всё, что не
ведет к указанной цели, не есть христианское богослужение, будь оно хоть трижды
«религиозным». Всё это, как я уже указывал, находит свое средоточие в литургии,
а она образует ядро всего христианского богослужения. Для христиан литургия
(кстати, само это слово заимствовано не из культового, а из мирского
употребления: оно означает «общественное действие») — не «религиозный» ритуал,
но возвещение, утверждение, принятие и почитание святого в обыкновенном, с ним
и под ним. Хлеб и вино, стоящие в центре священнодействия и составляющие его
основу, есть только примеры всех остальных обыкновенных вещей и средоточие всех
остальных обычных отношений. Святое Причащение возвещает Церкви и миру, что
присутствие Христа среди Его народа связано с правильным восприятием обычной
действительности, с правильным отношением к ближнему, потому что только в этих
отношениях и через них Христос присутствует как в Церкви, так и вне ее.
Священнодействие Церкви возвещает эту истину в символе и в силе. Моделью,
заложенной в литургии, формируется вся христианская жизнь. Богослужение должно
открывать ту истину, что запредельное находится посреди нашей жизни «между
человеком и человеком»
© Дж. Робинсон
Комментариев нет:
Отправить комментарий